Ярослав Голованов: Наша наука стала политизированной
|
Журналист, лауреат премии "Золотое перо" Ярослав Голованов недавно отметил свое 70-летие. Окончив в 1956 году ракетный факультет МВТУ им. Баумана и отработав по распределению 2 года в НИИ, Ярослав Кириллович пришел в отдел науки газеты "Комсомольская правда", обозревателем которой он является в настоящее время. За прошедшие четыре десятилетия им опубликовано около полутора тысяч статей и более 20 научно-популярных и прозаических книг, изданных на 25 языках. Уже 22 года Ярослав Голованов живет на даче в Переделкине. Деревянный дом без всяких глухих заборов свидетельствует об открытом характере хозяина. Когда поднимаешься по лестнице на второй этаж, взгляд сначала упирается в коллекцию висящих на стене армейских и полицейских фуражек, а затем скользит по иконостасу черно-белых фотографий с автографами запечатленных на них лиц: космонавтов Юрия Гагарина и Константина Феоктистова, академиков Льва Ландау, Николая Семенова и Петра Капицы, хирурга Вячеслав Францева и других.
Наша беседа началась с вопроса о том, кем все-таки ощущает себя Ярослав Голованов - журналистом или писателем? - Мой литературный учитель Юрий Маркович Нагибин говорил, что писатель - звание посмертное. И был абсолютно прав. Например, "Севастопольские рассказы" Льва Толстого - это журналистика экстракласса. А проза позволяет тому же Толстому придумывать персонажи, заимствованные из собственного опыта и управлять ими по своему желанию. Он волен убить князя Болконского или выдать замуж Наташу Ростову. Документалистика же требует невероятной самодисциплины. Книгу о Королеве я готовил 25 лет, а писал 3 года. Я брал интервью у современников Королева в разные периоды его жизни - набралось около 200 человек: от 92-летней старушки, которая в свое время обучала Сережу Королева грамоте в Нежине до зампредсовмина Смирнова, поставившего урну с его прахом в Кремлевскую стену. Архивные документы о моем герое очень скудны, поскольку эта область была засекречена. Сохранились скучные протоколы заседаний технических советов. Был, если угодно, архивный скелет, на который надо было нарастить мясо из общения с его современниками. Мое личное знакомство с Королевым с 1961 по 1965 год было явно недостаточным. Эту книгу я считаю самым главным делом своей жизни. - Здесь вы выступаете уже не в роли журналиста, а как историк науки. Но почему все-таки героем вашей главной книги стал Королев? - Океан отражает солнце. Но оно может отразиться и в капле воды. Так и жизнь Королева вобрала в себя и отразила целую эпоху - от зарождения авиации до встреч с Циолковским, от работы на золотых приисках Колымы в лагере до "шарашки" у Туполева и, наконец, триумф с запуском в космос первого искусственного спутника Земли и первого пилотируемого космического корабля. Вот здесь, на этом самом стуле, на котором вы сейчас сидите, сидел главный конструктор лунохода Александр Кемурджиан из НИИ "Трансмаш" в Петербурге, который говорил мне, что идея лунохода, запущенного в 1970 году, также, оказывается, принадлежит Королеву. Что будут помнить о Хрущеве лет через 500? Мелкий политический деятель эпохи Сергея Королева. - Почему вы ушли из науки в журналистику? - В 10 лет я написал рассказ "Фердинанд", названный так по имени знаменитой немецкой самоходной пушки, участвовавшей в битве на Курской дуге. Потом прочел "Аэлиту" Алексея Толстого, которая произвела на меня очень сильное впечатление. Надо бы, подумал я, слетать на Марс. Мой отец был театральным администратором, мать - актрисой. Когда я подал документы на ракетный факультет МФТУ им. Баумана, то мои родители были очень удивлены. Я окончил его по специальности "жидкостные ракетные двигатели". А распределение получил почему-то в лабораторию, занимающуюся аэродинамикой. Через два года я сделал две неплохие работы, одна из них цитировалась, как мне рассказывали, в специальной литературе в течение 8 лет. Мы обдували макеты ракет на очень больших скоростях, в 10 раз превышающих скорость звука. Однако я в этой лаборатории скоро загрустил и вскоре снова начал пробовать что-то сочинять. В конце концов я набрел на отдел науки "Комсомольской правды", где был тепло встречен, поскольку заведовал отделом бывший выпускник Бауманки. На вопрос, что я знаю, я честно отвечал, что знаю подводное плавание (поскольку являлся инструктором подводного спорта) и большие ракеты. Вот мне и заказали статью о том, как устроена ракета. Это было вскоре после запуска первого спутника. Хотя в основу статьи было положено описание немецкой ракеты Фау и никаких секретов в ней не было, цензура тогда здорово потрепала мне нервы. Месяца три я был внештатным сотрудником. Мне доставляло удовольствие вычитывать гранки, отвечать на письма читателей - словом, делать самую черновую работу. В те годы заведующий отделом приносил главному редактору список предлагаемых заголовков для статьи, из которого тот выбирал самый, на его взгляд, подходящий или предлагал свой. Помню, надо было придумать заголовок к статье о браконьерстве. Тогдашнему главному редактору "Комсомолки" Алексею Аджубею принесли варианты, из которых он выбрал мой, мне самому казавшийся неудачным: "Тебе, с ружьем идущему в лес". "Вот этого рыжего надо взять в штат", - распорядился Аджубей. С тех пор я здесь и работаю. - Складывается впечатление, что в последние годы газета сильно пожелтела... - К сожалению, вы правы. - Какой вам видится ситуация в современной науке? - Из всех сфер нашей жизни, за исключением, быть может, эстрады, наука претерпела за прошедшие 10-15 лет самые большие изменения. Во-первых, она стала очень политизированной, причем не только в России. Например, вопросы строительства атомных электростанций или утилизации радиоактивных отходов превратились в арену политических боев. Когда решения по таким вопросам принимают не специалисты, а депутаты Думы, наука кончается. Нельзя отдавать науку на откуп политиканам и обывателям. Выдающимся открытием последнего времени я считаю расшифровку генома человека. Но и эта область довольно политизирована. И какие бы жаркие споры тут ни велись, клонирование человека неизбежно, несмотря на любые запреты. Хотя я, в отличие от вас, вероятно, не доживу до этого времени. Во-вторых, изменился общественный статус ученого. На мой взгляд, это связано прежде всего с тем, что общество не ждет от науки новых решений. Наш последний нобелевский лауреат Жорес Алферов говорил, что не предвидит никаких прорывов в физике. Физика ХХ века была революционной наукой - открытие радиоактивности, теория атомарного строения вещества, теория относительности и т.д. Эти открытия стали научным фундаментом, на котором стоят вся электроника и компьютерная техника. Фундамент этот столь прочен, что позволит обществу эксплуатировать открытия физики прошлого века еще многие годы. - Есть ли у вас рецепт, как преодолеть кризис в отечественной науке? - По словам академика Капицы, "как муж считает свою жену самой красивой, так и ученый считает свою работу самой важной". Потребность самореализации присуща любому ученому. Когда я встречался 12 лет назад в Чикаго с нашими физиками, они популярно объяснили мне, что там на обработку экспериментальных данных у них уходит несколько дней, а в России - несколько месяцев. Сейчас ситуация в российской науке аналогична демографической: остались старики-академики, есть молодежь, стремящаяся к знаниям. А в середине - провал. Почти все среднее поколение эмигрировало. Нужно поднимать престиж науки - дать исследователям современную аппаратуру, достойно оплачивать их труд. На фоне кризиса истинной науки расцветает лженаука. Сейчас вот думаю написать о шарлатанах и знахарях, снимающих порчу или лечащих от дурного сглаза. К сожалению, разоблачением лженауки у нас практически никто не занимается. - А на медицинские темы у вас есть публикации? - Их доля довольно скромна. Я писал об академике АМН Викторе Савельеве, впервые в СССР имплантировавшем кардиостимуляторы, о новосибирском хирурге Джондо Натрадзе, который дважды вытягивал женщину из состояния клинической смерти. Заинтересовавшись вопросом о границах возможного и невозможного в современной науке о мозге, я познакомился в 1976 году с молодым директором НИИ нейрохирургии им. Н.Н.Бурденко Александром Коноваловым. Это один из немногих героев, в которого я буквально влюбился. Меня поразила его необыкновенная скромность. Он все время рассказывал о работах своих сотрудников, а информацию о себе из него приходилось буквально клещами вытягивать. Я очень дружил с кардиохирургом Вячеславом Францевым. Он уехал в Новосибирск, где стал самым молодым доктором медицинских наук в СССР, а затем заведовал отделением сосудистой хирургии МОНИКИ. С ним я не знал забот по медицинской части, жил как за каменной стеной - если была нужна какая-нибудь консультация, Францев просил перезвонить ему через 15 минут. А потом сообщал мне адрес и имя человека, к которому надо было обратиться от его имени. - Каковы ваши ближайшие планы? - Благодаря помощи президента Киргизии Аскара Акаева готовится переиздание моей книги "Этюды об ученых", которая переведена на 11 языков. Скоро отправляюсь в Бишкек на ее презентацию... Беседу вел Болеслав ЛИХТЕРМАН, корр. "МГ". |