Врачи-убийцы: страшные сказки для взрослых

В течение пяти десятилетий жуткое словосочетание "врачи-убийцы" оставалось всего лишь одним из мрачных символов сталинской эпохи. И вдруг в 2003 г. оно снова вошло в нашу жизнь с экранов телевизоров и страниц газет. Четырех врачей из городской клинической больницы № 20 Москвы и Московского координационного центра органного донорства (МКЦОД) обвинили в приготовлении к убийству. По одному-единственному эпизоду следствие длилось полтора года, и два месяца шел суд. И вот совсем недавно он вынес приговор: все врачи оправданы за отсутствием состава преступления. "Дело врачей", как и полвека назад, лопнуло, словно мыльный пузырь, но шума наделало немало. К сожалению, с печальными последствиями для судеб многих больных, нуждающихся в пересадке органов.

ОМОН в операционной

...В сентябре 2003 г. известный и вызывавший доверие тележурналист с государственного телевизионного канала взбудоражил всю страну. Он поведал, что нашими доблестными правоохранительными органами разоблачена страшная банда, убивавшая людей и продававшая их органы. В ее состав входили врачи, названные в этом "журналистском расследовании" убийцами. Просто так, без решения суда: о существовании презумпция невиновности репортер предпочел забыть, ведь за ним стояла прокуратура, обеспечившая его в нарушение закона оперативной информацией - данными прослушивания телефонных переговоров, видеозаписями частной жизни обвиняемых. Тут уже было не до "тайн следствия": в стране шла избирательная кампания, и "врачи-убийцы" были неплохим дополнением к "оборотням в погонах". А потом запестрели публикациями о "врачах-потрошителях" страницы газет... После этого в России на несколько месяцев была практически прекращена трансплантация органов. Умерли сотни больных, которых могли спасти пересаженные почка, сердце, печень.

 Напомним, с чего все началось. В 9.20 11 апреля 2003 г. в городскую клиническую больницу № 20 Москвы поступил больной Анатолий Орехов с тяжелой черепно-мозговой травмой, огромной внутричерепной гематомой в 680 мл. Больной находился в коме 2-й степени. Он был обнаружен на улице утром, и, казалось бы, имелись все основания для расследования обстоятельств получения этой травмы. Но в возбуждении уголовного дела было отказано со странной формулировкой - "смерть наступила в результате травмы, полученной, по заключению следователя прокуратуры, в результате падения с высоты собственного роста". Но получить такую травму при падении довольно сложно, во всяком случае для этого необходимо было заключение судебного медика или хотя бы осмотр места происшествия. Ни того, ни другого сделано не было.

Единственное, что может спасти больного в такой ситуации - срочная нейрохирургическая операция. Однако от нее пришлось отказаться: нейрохирурги, оценив состояние больного, пришли к выводу, что он не выдержит даже транспортировку из реанимационной палаты в операционную. Поэтому реаниматологу Л.Правденко и заместителю главного врача больницы по анестезиологии и реанимации И.Лирцман оставалось только вызвать трансплантологов из МКЦОД - П.Пятничука и Б.Шагдурову. Именно эти четыре врача и проходили по делу в качестве обвиняемых. Трансплантологи приехали в больницу к 13 часам, взяли у потенциального донора анализ крови и стали ждать. Лишь когда у Орехова наступила кома 4-й степени, а затем смерть (около 16.00), было решено приступить к забору органов. Но врачи не успели к нему приступить.

В 16.30 в импровизированной операционной появились вооруженные омоновцы в масках (отнюдь не хирургических) и врачи из госпиталя ГУВД Москвы. Они попытались реанимировать уже мертвого человека. Естественно, безуспешно. Но дело по обвинению в приготовлении к убийству все же было возбуждено. В ходе судебных слушаний прокурор требовал приговорить врачей к лишению свободы на срок от 8 до 9 лет, приравняв их тем самым к обычным уголовникам.

- Изучив данные, представленные следствием, мы увидели отсутствие доказательств не только прямого умысла в приготовлении к убийству, но и вины врачей вообще, - говорит Юрий Костанов, адвокат П.Пятничука. - Все обвинение было построено на показаниях врачей госпиталя ГУВД Москвы и медсестер. Показания эти были частью неправильно истолкованы, частью  откровенно перевраны. Медсестры на суде говорили не то, что приписывал им обвинитель. Отвечая на мои вопросы, они показали, что признаки жизнедеятельности у Орехова были только утром в палате, но не в импровизированной операционной, как это было представлено следствием. Он якобы шевелил рукой и головой, хотя при имевшейся у него огромной гематоме это сомнительно.

Как записано в уголовном деле, смерть наступила в 17.03, но и это не нашло подтверждения на суде. Врачи госпиталя ГУВД установили кардиограф, начали проводить искусственную вентиляцию легких и непрямой массаж сердца. При этом они утверждают, что сердце у больного самостоятельно работало. Но зачем тогда было делать его непрямой массаж? Ведь это травмирующее мероприятие, врачи сломали Орехову 12 ребер! Если у него было самостоятельное дыхание,  зачем подключать аппарат искусственного дыхания?

На суде врач госпиталя ГУВД утверждал, что Орехов умер через две минуты после его прихода в операционную, но, как показал анализ фигурировавшей на суде ЭКГ, это время составляло всего 14,7 секунды. К тому же по характеру колебаний нельзя сказать, что сердце работало стабильно. Эксперт пояснил, что это агональные электрические токи, наличие которых не обязательно связано с механическими колебаниями. Кстати, та ЭКГ, которую прокуратура представила суду, была очень сомнительной. Ее вместе с аудиозаписями прокурор принес на суд в неопечатанном пакете, тогда как она должна была поступить сюда от следователя вместе с уголовным делом. Ведь по закону все вещественные доказательства необходимо опечатать в присутствии понятых.

Дело-то абсурдное

Но все же со стороны врачей были какие-то нарушения?

- Да, акт констатации смерти никто толком не оформил, - отвечает Ю.Костанов. - Но у врачей в реанимации десяток больных, они сначала лечат, а потом пишут. Да и вменялось им в вину не ненадлежащее составление документов, а приготовление к убийству. Я анализировал только доказательства, представленные обвинением, а из них следовало, что пациент был мертв. У него было терминальное состояние, которое характеризуется отсутствием дыхания, пульса, рефлексов. И мы удовлетворены тем, что доводы защиты были судом восприняты. На мой взгляд, дело это совершенно абсурдно. Почему оно вообще возникло? Одно из предположений состоит в том, что правоохранительные органы жаждут реабилитироваться в глазах общества, причем они пытаются бороться за нашу безопасность безопасными для себя методами. Например, вместо наркобаронов разоблачают ветеринаров с кетамином и старушек с самосевом мака. В нашем деле прокуроры неоднократно делали заявления в СМИ, что они схватили врачей с поличным. Но вот что странно: дело возбуждают по "расстрельной" ст. 105 УК РФ, по которой, как правило, сразу назначается арест. Но следствие больше года вообще не избирает никакой меры пресечения для врачей. Лишь в конце апреля 2004 г. им наконец предъявляют обвинение и берут подписку о невыезде. То есть следователи сами понимали, что не все в деле так красиво, как им хочется.

По всей видимости, дело началось с заявления кого-то из медсестер, недовольных сменой руководства Московского координационного центра органного донорства. Хотя само это заявление прокуратура к делу не приобщила. По версии следствия, непосредственным поводом для начала оперативных разработок были сведения о том, что организованная группа реаниматологов и трансплантологов убивала больных, чтобы изымать и продавать органы. В деле фигурирует уникальная формулировка: "провести следственный эксперимент с целью создания условий для совершения преступления". Все это совершенно незаконно.

- Вы только представьте: люди с автоматами, дубинками изолируют в ординаторской всех врачей - они говорят, что у них больные, требующие непрерывного наблюдения, но их не выпускают, - возмущается адвокат. - В эти сутки в реанимации умерли шесть человек, и никто не знает, сколько из них на совести организаторов этого "следственного эксперимента"...

Итак, в суде рассматривался один эпизод, а дело потянуло на 14 томов. 90% его -  попытки следствия найти другие эпизоды криминала в трансплантологии, но из этого ничего не вышло. Зато организовали сброс оперативной информации в прессу. Юрий Костанов сделал по этому поводу запрос в Генеральную прокуратуру и прокуратуру Москвы. "Мы информацию в СМИ не передавали", - ответили они. Но при этом авторы этих "журналистских расследований" в своих публикациях выражают благодарность работникам прокуратуры за предоставленные сведения...

Защитить трансплантологов, защитить больных

- Суд сумел разобраться в ситуации и вынес справедливый приговор, и это имеет колоссальное значение для развития российской трансплантологии, - считает главный нефролог Департамента здравоохранения Москвы, заведующая отделением  нефрологии НИИ трансплантологии и искусственных органов профессор Наталья Томилина. - Если бы решение суда было иным, это убило бы трансплантацию в России вообще и отбросило нас как минимум на 40 лет назад, когда Б.В.Петровский произвел первую в стране пересадку почки. Для меня это было бы аналогично запрету генетики и кибернетики. И сколько бы красивых слов не говорили представители прокуратуры о том, что они не против трансплантации, а лишь борются с правонарушениями в этой области, надо себе отдавать отчет в том, что ни один специалист не будет заниматься трансплантологией, зная, что его могут в любой момент совершенно незаслуженно осудить.

Каковы же результаты этого уголовного дела для российской трансплантологии? Более чем вдвое сократилось число трансплантаций почки в Москве, уменьшилось их число и в других городах, где также были наслышаны о "деле врачей". Это резко осложнило обеспечение гемодиализом новых больных с терминальной стадией хронической почечной недостаточности. Ведь движение замедлилось, и места почти не освобождаются. Больных приходится лечить консервативно в то время, когда уже пора начать диализ. В итоге многие пациенты попадают на аппарат "искусственная почка" в далеко зашедшей стадии уремии, и летальность вновь попадающих на диализ больных резко возросла.

После решения суда положение будет постепенно исправляться, но по-прежнему несовершенным остается наше законодательство по трансплантологии, из-за чего и стало возможным это уголовное дело. Например, Законом о трансплантации органов и тканей предусмотрена презумпция согласия на изъятие органов, так же как в Австрии, Италии, Норвегии. Но где и как человек должен выразить свое несогласие стать донором органов, нигде не сказано. Кроме того, существует противоречие между законами о трансплантации и погребении - последний предусматривает волеизъявление лица или его родственников о достойном отношении к его телу после смерти, в том числе о согласии или несогласии на изъятие органов и (или) тканей из его тела. И хотя Минюст не усматривает в этом противоречия, работу трансплантологов такие разночтения затрудняют.

Частично решить проблему острого дефицита донорских органов могло бы  развитие пересадки почки от живого родственного донора, но их в Москве приводится лишь около 15% от общего числа трансплантаций почки. Найти такого донора удается далеко не всегда, но во многих развитых странах практикуется пересадка почки и от живого неродственного донора, в России же это не разрешено. При пересадке от живого донора результаты лучше, чем при пересадке трупной почки. Судьба человека с пересаженным органом зависит прежде всего от качества этого органа, а совместимость играет далеко не первую роль. Обычно считается достаточной совместимость по 2-3 из 6 антигенов, поэтому неродственная пересадка почки - дело вполне реальное. Допустим, один из супругов готов отдать почку другому, но у них не совпадает даже группа крови. В некоторых странах выходят из положения,  создавая длинную цепочку по обмену органами наподобие схемы обмен квартир. 8-10 супружеских пар образуют "банк органов", из которого для каждого нуждающегося находят наиболее подходящую почку.

- Поправки к Закону о трансплантации рассматриваются в Государственной Думе уже очень давно, - отмечает профессор Н.Томилина. - Без них трансплантологам очень трудно работать. Например, по действующему закону забор и заготовка органов разрешаются только в государственных учреждениях здравоохранения. Между тем большинство наших больниц - муниципальные учреждения. Получается, что формально в них нельзя заниматься забором органов, и это нередко приводит опять же к конфликту с правоохранительными органами. Необходимо более четко прописать презумпцию согласия, принять порядок оформления заявления о несогласии стать донором органов, при отсутствии которого согласие на изъятие органов предполагается.

В ныне действующем Законе о трансплантации записано, что изъятие органов проводится на основании диагностирования смерти мозга. Возникает абсурдная ситуация - если была зафиксирована биологическая смерть, то орган изымать нельзя. Поэтому в закон нужно ввести норму о том, что органы и ткани могут быть изъяты, если имеются бесспорные доказательства факта смерти. Порядок ее констатации прописан в подзаконных актах.

В "деле врачей" фигурировало неправильно оформленное заключение судебно-медицинской экспертизы по факту изъятия органов. На самом деле, как говорит профессор Н.Томилина, оно сегодня нужно только в том случае, если изъятие органов может помешать расследованию причин смерти. А смерть констатирует не судебный медик, а лечащий врач. Эта норма также должна фигурировать в законе.

Необходимо также принять ряд подзаконных документов - положение о центрах трансплантации, правила оформления истории болезни, заявление в прокуратуру об изъятии органов, порядок работы трансплантологов и условия их допуска к работе. Трансплантологи ждут интегрирующего все эти аспекты приказа Минздравсоцразвития РФ. Он уже подготовлен лучшими специалистами в этой области и направлен в министерство почти год назад, но, видимо, из-за реформирования Минздравсоцразвития оказался под сукном.

- Должны быть введены новые должности трансплантационных координаторов, которые существуют во всех странах мира, где развита трансплантация, - считает профессор Н.Томилина. - Координатор - это посредник между реаниматологами и трансплантологами, именно он должен разговаривать с родственниками потенциального донора органов. Реаниматологи должны быть юридически образованы и уметь четко диагностировать смерть мозга, но не должны быть  материально  заинтересованы в изъятии органов, иначе может наступить конфликт интересов.

                             *            *           *

Трансплантология - это, пожалуй, самая рискованная область медицины, работающая на очень тонкой грани жизни и смерти, и поэтому нуждается в очень четком законодательном обеспечении. Если на Западе все больше людей добровольно соглашаются быть донорами органов благодаря просветительской работе, то в России трансплантологи часто служат объектом нападок, исходящих по большей части от людей невежественных, не понимающих, например, что у человека со смертью мозга еще какое-то время может биться сердце. Но одно дело - публикации о "врачах-потрошителях" в "желтой" прессе, не основанные ни на чем, кроме слухов, а совсем другое - столь широко анонсированное расследование со стороны прокуратуры. К счастью, правосудие сработало, и в суде стало окончательно ясно, что "дело врачей" шито белыми нитками, о чем не раз писала "МГ". Суд защитил не только врачей, которым грозило длительное тюремное заключение. Пожалуй, самыми заинтересованными в исходе этого судебного дела были больные, нуждающиеся в пересадке органов. Теперь у них появилась надежда...

Федор СМИРНОВ.