Заслуженная врач РСФСР Лариса ЛАДЫЖЕНСКАЯ: Мы просто старались хорошо работать. Ничего выдающегося...
Если кто-то там, на небесах, и распоряжается нашими судьбами, то об этой маленькой энергичной и хлопотливой женщине ангелы-чиновники заоблачной словно подзабыли. Живет и живет себе тихо-мирно раба божья Лариса на земле, не ропщет, неся на хрупких плечиках свой врачебный крест, а порою даже и радуется этому. Никому не делает зла, оттого как бы и не старится так, как принято обычно стариться...
Давайте признаемся, что о своих коллегах мы обычно узнаем, когда они свершают что-нибудь значительное: проводят уникальную операцию, делают открытие, достигают высокого служебного поста и т.д. Но согласитесь, что всю отрасль по-настоящему тянут те "рабочие лошадки", о которых мы ничего не знаем. Но вот "лошадкой" хрупкую 24-летнюю Ларису Ладыженскую никак нельзя было назвать, хотя бы тогда, когда она руководила эвакуацией госпиталя в освобожденный Крым, - "бульдозер"!
Но все по порядку... Мы сидим с Ларисой Николаевной в ее небольшой профессорской квартире некогда кооперативного дома медиков на Ленинградском проспекте Москвы и не без труда вычисляем родословную Клементьевых (девичья фамилия героини) из Астрахани. Сразу и оговоримся, почему квартира профессорская. Первый муж Ларисы Николаевны, майор медицинской службы, погиб в самом начале войны. Вторым браком она была замужем за профессором, заведующим кафедрой гигиены 1-го Московского медицинского института Александром Пахомычевым, тогда и приобрели квартиру.
- Родилась я без малого 90 лет назад в рабочей астраханской семье. Была десятым ребенком, последним. О братьях и сестрах надо обязательно сказать, потому что по тем временам наши родители совершили своего рода подвиг, дав всем нам возможность получить очень хорошее образование. Сейчас мы всех их увидим в этом альбоме. Вот старшая сестра Анна, 1896 года рождения, фельдшер дебаркадера на Волге. Петр, 1898 года, летчик-испытатель, авиаинженер.
- В те времена это было сродни космонавтам, - невольно перебиваю я собеседницу.
- Да, его именем названа даже гора в Крыму, существует музей, о нем написана книжка. Остальные пошли рождаться уже в ХХ веке. Александра, врач, ее муж был министром здравоохранения Чувашии. Георгий, инженер. Мария, в 17 лет трагически погибла от детских шалостей. Елена, врач, погибла во время уничтожения фашистами морского транспорта с ранеными. Самая красивая из нас! Михаил, инженер, вместе с заводом эвакуировался в Пермь. Еще двое умерли в младенчестве. А вот я, этот снимок сделан 22 июня 1941 года на отдыхе.
Какой на самом деле печальный документ с высоты времени! Группа людей весело устроилась на высоком берегу башкирской реки Белая, смеются, закусывают. Пройдет совсем немного времени и одного из них, мужа Ларисы Николаевны Соломона Львовича, убьют 6 октября 1941 года. Он участник финской кампании.
- А здесь у меня раздел "Дети моих детей и правнуки", - продолжает Лариса Николаевна. - Дочь Людмила, врач, сейчас заведует диагностическом отделением в одной из клиник Москвы. Выросла в эвакогоспитале, любимица раненых. Мы с ней живем. У нее двое сыновей, оба врачи - один хирург, другой диагност. И трое правнуков. Самому старшему 21. Из племянников, зятьев, их родителей тоже немало врачей.
- Если собрать вместе, можно целую больницу открывать. Хотя в советское время это пресекалось. Как вам, Лариса Николаевна, жилось при той, нашей с вами, власти?
- Да жила как все. Нормально. Занималась спортом, пела со сцены, дочь говорит, что у меня красивый голос. (Перебирает фотографии) Это тоже я, ай, здесь я некрасивая, губы не так помадой подкрашены...
- По моде тех лет, бантиком. А какие песни предпочитали петь?
- Репертуар Клавдии Иванны Шульженко. Сейчас на мне кухня, кормлю семейство. Люблю печеное. К вашему приходу кое-что испекла. Правда, барбарисовые ягоды слегка сморщились от жара...
- Съем, Лариса Николаевна, меня бабушка приучила к ватрушкам всяким, лепешкам, пирожкам...
- Да мы с вами почти из одного теста, - смеется собеседница, - и разница не так уж велика.
Я рассматриваю военную фотографию медиков эвакогоспиталя 1941 года, года собственного рождения. А какую романтическую историю услышал из уст Ларисы Николаевны из того самого 41-го!..
- Был у нас раненый, молодой офицер, по мирной профессии инженер-кораблестроитель. Ему повредило позвоночник, он долго лежал вниз лицом, кося с койки на меня взглядом. Выздоровел и уехал воевать дальше. Через какое-то время получаю странное письмо от его сослуживцев с моей фотографией, исчезнувшей однажды с Доски почета, карандашным рисунком моего портрета и, представьте только, завитком моих волос (когда и как он у него оказался?..) Сослуживцы сообщили, что парень скончался от полученных ран, что всегда при себе держал мою фотокарточку. Вот этот снимок. А ведь мы даже толком не обмолвились... Тогда не принято было кричать о своих чувствах...
Я держу в руках поистине фронтовую реликвию. Портрет миловидной, совсем еще молодой женщины аккуратно покрыт тоненькой карандашной сеткой. Так когда-то и мы рисовали (по клеточкам) портреты вождей. А на обороте стихотворный куплет известной песни: "Ты теперь далеко-далеко, Между нами снега и снега. До тебя мне дойти нелегко, А до смерти четыре шага".
И от другой, студенческой фотографии никак не могу оторвать глаз. На ней запечатлены члены редколлегии стенной газеты Башкирского медицинского института. Пять парней. Все как один погибли в боях или умерли от ран. Музейная, летописная фотография! И еще одна, которую вы здесь видите. Эвакогоспиталь № 3124, год 42-й или 43-й. В центре комиссар госпиталя капитан Ключкин. Рядом с ним справа - моя собеседница. Совсем, совсем молодая, но уже заместитель начальника госпиталя. Это она, оставшись за главного, в невероятной железнодорожной неразберихе эвакуировала из далекого Кыштыма свой госпиталь. Кроме раненых и имущества, на руках оставались заболевшая корью дочка и парализованный ослепший отец. Везла всех через всю страну в освобожденную Алушту, где оккупанты оставили одни руины. Что их тогда спасло, когда Лариса Николаевна решила до прихода снабженцев собрать всех женщин, прихватила дочку, и они отправились подкормиться яблоками в брошенном колхозном саду?
- Разбрелись, палочками ворошили палую листву, собирали плоды. И вдруг вызов к начальству, - всплескивает руками Лариса Николаевна. - "Под трибунал захотела!? - кричал офицер. - Весь сад заминирован отступающими фашистами..."
- Лариса Николаевна, как в вашей жизни возник Башкирский медицинский институт?
- В 1933 году поехала поступать в Москву, но сманили родственники из Уфы. Там же вышла замуж. После окончания института нас с мужем распределили в такой медвежий угол республики, что и сейчас не верится. Больницы как таковой в селе не существовало, был дом от помещицы, где когда-то драли мочалки. Мы увидели голые койки, одного больного, лежащего на зипуне. Врачи до нас не держались, их сживала акушерка. И была еще фельдшер. Мой муж взял все в свои руки, организовал, создал, заставил начальство помогать. Вообще я по специальности хирург, много пришлось работать в гинекологии, даже какое-то время преподавала в фельдшерско-акушерской школе, затем заведовала хирургическим отделением, но из-за неожиданной кожной болезни на руках оставила операционный стол. В московской больнице № 61 проработала последние 35 лет, возглавляла отделение физиотерапии. Это была базовая клиника 1-го Меда. Мы среди других столичных больниц часто выходили на первое место. Ну вот, а на 78-м году жизни ушла на пенсию. Мы просто старались хорошо работать. Ничего, как видите, выдающегося...
- Да не скажите, не скажите... Вот вы наверняка помните старых врачей, своих учителей по профессии и жизни. Это сам по себе выдающийся факт уже только тем, что, может быть, вы единственная сейчас из тех свидетелей, которые хранили свои уникальные воспоминания о них.
О, как вдруг расцвело и оживилось лицо собеседницы!
- Да, это были выдающиеся врачи! Подлинный артистизм в медицине. Я помню руки одного хирурга. Огромные, каждая как две мои. Но как нежно и бархатно они мелькали в глубине раны. При этом хирург всегда невозмутимо мурлыкал под нос какую-то мелодию, будто не оперировал, а перебирал ягоды. Глаз не оторвешь! Но самым моим первым учителем был уже пожилой хирург Степан Дементьевич, фамилия вылетела... При нем я сделала свою первую операцию, он сказал: "Молодец!" Это было высшей наградой. А судьба его трагична. Когда началась война, он дал зарок не прикасаться к алкоголю до самой Победы. В День Победы выпил, его нашли мертвым под мостом - убили из-за сапог.
Мы заговорили о сегодняшнем дне нашей медицины, к нам присоединилась пришедшая с работы дочь Людмила. Содержание темы и так ясно. Но Лариса Николаевна, как бы в укор нынешней медицине, поведала такой случай из своей практики:
- Поступил раненый с Украины. Осколок с частью шинели вошел в ягодицу. Началась гангрена. Больного раздуло, мы со дня на день ждали известный в таких случаях итог. Стояла жара, я каждый день бегала в мастерские, чтобы держали наготове гроб. Это считалось обычным делом, когда речь шла о тяжелораненых. И вдруг однажды утром украинец размыкает рот, и я слышу: "Доктор, хочу холодца". Я от радости побежала на кухню, повар где-то достал блюдечко с холодцом. Раненый съел и говорит: "Как хорошо, еще хочу". Прихожу на следующий день с холодцом и вижу такую картину: возле койки сидит приехавший к нему сын и ест сало. А больной произносит: "До чего хорошо! И холодца не надо". Здесь нет никакой доблести. Наше поколение врачей именно так учили относиться к больным.
- С кем-нибудь из того времени поддерживаете отношения?
- Ежедневно перезваниваемся, иногда встречаемся с Людмилой Смирновой, с ней мы начинали работать в эвакогоспитале. Еще есть близкая подруга по работе в больнице № 61 - Ирина Гришина. Им всего за 80 с небольшим...
- Вам, Лариса Николаевна, вашим коллегам мы желаем от "Медицинской газеты" всего-всего самого доброго. Примите этот букет цветов...
- Спасибо. Приходите на чай с ватрушками...
Беседу вел
Владимир ХРИСТОФОРОВ, спец. корр. "МГ".
НА СНИМКАХ: Лариса Ладыженская в бытность врачом московской больницы № 61;
персонал эвакогоспиталя № 3124.
Фото из семейного архива.