Гормональная регуляция мужского сексуального поведения (обзор литературы
|
Сексуальная активность как сложная интегративная функция координируется на разных уровнях с вовлечением нейрогормональных структур и эндокринных желез. Основными регуляторами полового поведения являются андрогены, эстрогены и пролактин. Под половым, или сексуальным, поведением понимают все поведенческие реакции, направленные на осуществление оплодотворения. Гонадно-гипофизарно-гипоталамическая ось должна рассматриваться как единый комплекс регуляции полового поведения.
Непосредственными физиологическими регуляторами половой активности мужчины являются андрогены, которые, хотя и в разной степени, но стимулируют все элементы его сексуальной жизни – либидо, эрекцию, эякуляцию и оргазм. Накопленный к настоящему времени клинический и экспериментальный материал позволяет наметить некоторые закономерности, способствующие определению места гормонов в регуляции мужского полового поведения. Андрогены Основным тестикулярным гормоном является тестостерон (Т). Последний может метаболизировать по двум направлениям: с образованием эстрадиола (Е2) (и соответственно утратой андрогенных свойств) или 5a-восстановленных метаболитов, когда образуются андрогены более активные, чем сам Т. В частности, 5a-дигидротестостерон (ДГТ) при биологическом тестировании на семенных пузырьках в 2 раза более эффективен по сравнению с Т. Продукты дальнейшего превращения ДГТ (3a, 17b-андростандиол и 3b, 17b-андростандиол) намного менее активны, чем Т и ДГТ [17]. Превращение Т в Е2 осуществляется при участии ароматаз, в ДГТ — 5a-редуктазы. Функциональные различия Т и ДГТ выявляются еще в эмбриональном периоде. Тестостеронзависимыми органами являются семенные пузырьки, vas deference, придаток яичка; ДГТ стимулирует рост предстательной железы, яичка, уретры, полового члена. Различия выявляются и в постнатальном периоде, в частности в регуляции отдельных составляющих копулятивного акта. Под влиянием андрогенов в эмбриональном периоде происходит половая дифференцировка мозга по мужскому типу, определяющая в постпубертатном периоде тип полового поведения и секреции гонадотропинов. Изменение содержания андрогенов в организме может быть обусловлено физиологическими причинами (суточные колебания, сезонные, возрастные изменения) либо нарушением функции клеток Лейдига и соответственно снижением концентрации Т или расстройством его обмена (при ожирении, заболеваниях печени и др.) и рецепции. Уровень андрогенов в крови молодых здоровых мужчин значительно колеблется в течение суток. Концентрация Т максимальна в ранние утренние часы и минимальна к часу ночи. Аналогичные колебания претерпевает и уровень свободного, не связанного с белками крови Т, который и определяет мотивацию и другие формы полового поведения [58, 72, 77]. Ночные поллюции, утренние и ночные эрекции подтверждают зависимость различных элементов половой активности от уровня Т [36]. Приуроченность сексуальности к ночным и ранним утренним часам у молодых мужчин исчезает в старости, когда циркадные ритмы уровня Т выражены очень слабо [24]. Не только уровень андрогенов определяет сексуальную активность, но и интенсивность половой жизни отражается на содержании андрогенов. На животных показано, что непосредственно после полового сношения уровень Т в крови возрастает [23, 61]; постэякуляторная гиперандрогения сопровождается и повышением концентрации эпидидимальных спермиев [39]. У молодых мужчин даже после просмотра эротических или сексуальных фильмов уровень Т повышается [45], напротив, длительное половое воздержание ведет к снижению концентрации Т [1]. Таким образом, зависимость между половой активностью и инкреторной функцией яичка обоюдная [8]. Последствия удаления половых желез зависят от возраста, в котором произведена операция, и наличия предыдущего полового опыта. Постпубертатная орхидэктомия сопровождается угнетением половой активности: вначале ослабевает либидо, затем увеличивается интервал между двумя эякуляциями, исчезают эякуляции и эрекции. Последнее объясняется тем, что эрекции в меньшей степени, чем либидо, зависят от уровня Т. Сохранение хотя и редуцированного либидо у кастратов, имеющих опыт половой жизни, объясняется рефлекторно закрепленной эротизацией сексчувствительных структур мозга. При применении антиандрогенов у мужчин последовательно наблюдается потеря сексуальной потенции, затем способности к эрекции, потом к оргазму [31]. Угнетающее действие антиандрогенов на половое поведение подтверждается и экспериментальными данными. Фактором, ингибирующим половое поведение мужчин, является прогестерон и его производные. Приведенные данные свидетельствуют о стимулирующем влиянии Т на мужское половое поведение. Однако не обнаружено корреляции между количественными и качественными показателями полового поведения и концентрацией Т в крови. Даже при уровне Т, составляющем лишь 10% от такового у интактных животных, характер эякуляций у них был близок к нормальному [37]. В некоторых случаях у лиц с первичным гипогонадизмом, не получающих заместительной гормональной терапии, половая активность сохраняется [9]. Усиление сексуальности может наблюдаться только до определенной степени нарастания концентрации Т [70]. После предельной андрогенизации наступает ингибирование центрального звена репродуктивной системы, что приводит и к подавлению либидо. Вместе с тем на фоне постоянного низкого уровня Т половая жизнь затруднительна или невозможна. Нижняя граница уровня Т, при котором еще проявляется половая активность мужчины, составляет 2,0–4,5 нмоль/л [9, 69]. Следовательно, в пределах нормальных физиологических колебаний уровня Т корреляция между частотой половых контактов, эротическими интересами и содержанием Т четко не фиксируется [35]. Следовательно, при индивидуальных и физиологических колебаниях уровня Т от 12,5 до 40,6 нмоль/л значительные различия в характере полового поведения у мужчин не наблюдаются; лишь при «переходе» этих границ могут фиксироваться сексуальные нарушения. Низкий уровень Т и уменьшение потенции, как правило, регистрируются одновременно. Продолжительность копулятивной дисфункции коррелируют с уровнем Т [11]. Таким образом, зависимость копулятивной функции от Т четко прослеживается лишь за пределами его оптимального уровня [39, 69]. Подтверждением роли Т в регуляции сексуальности являются многочисленные клинические наблюдения за больными с гипогонадизмом, у которых сексуальность частично восстанавливается под влиянием заместительной гормональной терапии [2, 13, 14, 26, 36, 54, 59]. Если в отношении Т практически никаких разногласий у исследователей нет, то место ДГТ в регуляции полового поведения еще не выяснено. В 70-х годах получены доказательства необходимости ароматизации Т в Е2 в тканях мозга для воздействия на гипоталамические половые центры [18, 41, 56, 61]. Поскольку ДГТ не ароматизируется в Е2, он не должен влиять на половое поведение. Основным доводом сторонников теории ароматизации является то, что неароматизируемые андрогены (ДГТ в том числе) половое поведение грызунов не стимулируют [42, 52, 53, 56], а также возможность стимуляции копуляции под влиянием только Е2. Андрогены необходимы лишь для активации полового члена [53]. Эти выводы были сделаны на основании анализа половой активности у грызунов (ухаживательное поведение, садки), в какой-то мере соответствующей либидо у человека. Существует ли этот же механизм у человека, определить трудно; во всяком случае роль Т для стимуляции либидо несомненна. Местом действия неароматизируемых андрогенов являются периферические рефлексы, связанные с осуществлением эякуляции. Поэтому для полноценного полового поведения необходимы Т и ДГТ. Анализ данных литературы позволяет считать, что Т стимулирует мотивационный компонент полового поведения — либидо и в определенной степени эрекции. Т усиливает половое влечение за счет увеличения чувствительности гипоталамических центров полового поведения, тактильных рецепторов наружных половых органов. Характерно, что у женщин (в отличие от самок) либидо также стимулируется Т. Связь между уровнем Т и эректильной функцией особенно четко проявляется при ночном пенильном набухании [34] и восстановлении эрекции под влиянием андрогенов у импотентных больных [7, 14]. Даже при отсутствии клинических признаков андрогенной недостаточности вторичные нарушения эрекции сопровождаются снижением уровня Т [12]. Зависимость адекватных эрекций и выраженности оргазма от уровня Т прослеживается в разных возрастных группах здоровых мужчин и имеющих сексуальные расстройства [13]. Не только либидо, но и эрекции дозозависимо усиливаются при лечении препаратами Т гипогонадизма у мужчин [59]. Сложная система регуляции эрекции, включая особый тип кровенаполнения, предполагает, что эрекции в меньшей степени, чем либидо, андрогензависимы. Поэтому для их нормализации используют не только андрогены, но и другие препараты (например, блокаторы адренорецепторов). Импульсы, стимулирующие эякуляцию, поступают из симпатического (I–III поясничные) и парасимпатического (III–IV крестцовые) сигнальных центров. ДГТ активно накапливается в спинном мозге, что подтверждает его участие в формировании периферических компонентов половых рефлексов. Накопилось достаточно данных, отрицающих обязательную ароматизацию андрогенов для усиления половой активности. Так, показано [54], что мужское половое поведение может быть активизировано Т и в отсутствие Е2. У большинства видов животных ДГТ эффективен в стимуляции спаривательного поведения, стимулирует половое поведение у орхидэктомированных гипогонадных крыс [25]; у морских свинок, хомячков и крыс Т и ДГТ примерно одинаковы по эффективности в стимуляции спаривательного поведения, а в малых дозах (200 мкг) ДГТ давал даже лучший эффект [47, 60]; установлено снижение коитальной активности при назначении блокатора 5a-редуктазы [32]. На этом основании авторы считают, что превращение Т в Е2 не является необходимым условием для активации мужского полового поведения. Нами были выполнены экспериментальные исследования на гонадэктомированных крысах самцах, у которых изучались показатели полового поведения. На периферическом уровне ДГТ проявлял значительно более выраженную активность по сравнению с Т. Это проявлялось снижением латентного периода эякуляции и числа интромиссий до первой эякуляции. Т такое действие не оказывает, хотя количество эякуляций возрастает после применения обоих андрогенов. Таким образом, хотя ДГТ обнаруживает эффекты, реализуемые на центральном уровне, однако значительно сильнее проявляется периферический механизм влияния на половое поведение с селективным ускорением временных показателей [6]. Это обосновывает использование ДГТ или его препаратов (провирон) при задержанной эякуляции. Полученные нами данные согласуются с наблюдениями других исследователей. Так, у самцов макак-резусов ароматизация Т в Е2 не является обязательным звеном в механизме формирования полового поведения [64]. У мужчин с импотенцией провирон улучшает сексуальные показатели [15]. Косвенным подтверждением роли ДГТ для мужской сексуальности является возникновение различного рода половых расстройств после удаления предстательной железы или ее аденомы, поскольку в ней происходит метаболизм Т с образованием 5a-восстановленных андрогенов, в том числе ДГТ. Это дает основание считать предстательную железу одним из основных источников ДГТ в организме. В эксперименте на молодых собаках было показано угнетение инкреторной функции семенников в условиях простатектомии [16] или криодеструкции предстательной железы [5], а также нарушение поведенческих реакций, стимулируемых ДГТ. В этих условиях нарушается биосинтез Т на стадии образования прогестерона. Последний действует как антиандроген, подавляя половую активность. Таким образом, снижение образования ДГТ при нарастании содержания прогестерона является основным механизмом подавления сексуальности при заболеваниях предстательной железы, связанных с ингибированием ее функции. Помимо предстательной железы другой зоной интенсивного образования ДГТ у мужчин является крайняя плоть. Возрастное снижение в ней образования ДГТ коррелирует с угасанием копуляторных возможностей. На основании ряда экспериментальных исследований были сформулированы положения, позволяющие определить место андрогенов в регуляции мужской сексуальности. Сформулирована гипотеза, согласно которой у самок, для стимуляции половой активности обязательно необходима ароматизация андрогенов, а у самцов достаточно синергичного действия неароматизируемых андрогенов и эстрогенов [63]. Другие исследователи [56] показали, что наиболее активным в комбинации ДГТ + Е2 является не сам ДГТ или Е2, а метаболит ДГТ 3a, 17b-андростандиол, поскольку именно его присутствие обеспечивает у крыс самцов восстановление полового поведения. Такое предположение допускает избирательное действие на половое поведение этого слабого андрогена. Полученные нами экспериментальные данные согласуются с представлением [49] о том, что Т действует на центральном уровне, стимулируя либидо. ДГТ является периферическим стимулятором половой активности, обеспечивая эякуляторное звено. Для полноценного полового акта необходимо присутствие обоих андрогенов. Терапия нарушения составляющих полового поведения требует дифференцированного подхода в выборе соответствующего препарата андрогена. Эстрогены Роль эстрогенов у мужчин окончательно не выяснена. (К неспецифическому, общебиологическому действию эстрогенов относится их антистрессорное, в том числе радиопротекторное действие). Эндокринологические аспекты связаны со способностью Е2 в большей мере, чем Т, ингибировать секрецию ЛГ и ФСГ. Значение эстрогенов, обнаруживаемых в эякуляте, по-видимому, заключается в стимуляции сократительной активности мышечных элементов женских половых путей, что облегчает продвижение по ним сперматозоидов. Возможно, поэтому непосредственно после спаривания (у крыс) увеличивается концентрация не только Т, но и Е2 [40]. Эта функция эстрогенов в определеной мере дублируется с таковой у окситоцина. Вместе с тем повышение концентрации эстрогенов сопровождается увеличением содержания сексстероидсвязывающих глобулинов, что ведет к снижению уровня свободного Т, наличие которого определяет половую мотивацию и другие проявления половой активности. Физиологические колебания уровня Е2 у мужчин слабо выражены, хотя они сходны с таковыми Т. Гиперэстрогения у мужчин выявляется при ряде патологических состояний. Повышение уровня эстрогенов в стресс-ситуации [21], несомненно, имеет защитное действие, однако для репродукции может иметь неблагоприятные последствия. Уровень эстрогенов возрастает у мужчин, подвергшихся облучению [8]. Ожирение сопровождается стимуляцией процессов ароматизации и увеличением образования эстрогенов на фоне снижения концентрации Т [71, 80]. При этом нарушается и обмен эстрогенов, что проявляется снижением гидроксилирования Е2. У мужчин, в отличие от женщин, в жировой ткани, являющейся местом депонирования половых стероидов, отсутствуют белки, связывающие эстрогены, что может вести к повышению концентрации свободного, биологически активного Е2 [80]. При различных формах гипогонадизма соотношение между андрогенами и эстрогенами изменяется в сторону повышения уровня последних [3]. Таким образом, изменение концентрации эстрогенов (абсолютной или относительной) у мужчин выявлено при различных состояниях. Частое совпадение в этих случаях гиперэстрогении и половых дисфункций допускает отрицательное влияние Е2 на половое поведение. Однако это предположение дискуссионно. Роль эстрогенов в половом поведении мужчин четко не определена. Некоторые исследователи не придают им существенного значения, поскольку уровень эстрона и эстрадиола не различался при нормальной и нарушенной потенции [43]. Другие находили сниженным либидо и потенцию у мужчин, леченных эстрогенами [19, 28]. У мужчин с нарушениями либидо и потенции выявляется зависимость не столько от Е2, сколько от его соотношения с Т [8, 11]. Изменение гормонального статуса наблюдается не при всех формах половых расстройств. Для эндокринной формы характерны ослабление спонтанных и адекватных эрекций, снижение либидо, ускорение эякуляций. Экскреция Т в этих случаях снижена в 3 раза, а уровень андрогенов в крови — в 2 раза, тогда как концентрация плазменного Е2 увеличена в 2 раза [10]. Приведенные выше данные указывают на негативное влияние эстрогенов на мужское половое поведение. Однако экспериментальные данные свидетельствуют, что Е2 сам по себе или совместно с ДГТ оказывает стимулирующее действие на спаривательное поведение самцов [27, 35, 42, 48, 61, 73]. Показано, что Е2 увеличивает число садок и интромиссий у кастрированных кроликов, но наибольший эффект наблюдается при совместном назначении Е2 с ДГТ [29]. Вместе с тем Е2 вызывает эякуляции у грызунов только в тех случаях, когда он применяется в очень больших дозах, тогда как при назначении в физиологических дозах Е2 влияет преимущественно на садки [51]. На другие элементы полового поведения эстрогены влияют в меньшей мере, хотя они не свободны от этого влияния [38, 48]. На роль эстрогенов указывают наблюдения [74], показавшие, что у крыс, получавших Т, ингибитор ароматазы угнетает мужское половое поведение. В наших исследованиях, выполненных совместно с Н.А. Карпенко, в качестве антиэстрогена использовался 4-гидроксиандростендион* в виде масляного раствора (0,2 мл) в дозе 9 мг на крысу на протяжении 8 дней. В условиях блокирования ароматазной активности отмечалось увеличение латентного периода садок с 9,0±3,0 до 37,0±11,0 с (р меньше 0,05). Постэякуляторный интервал в этих условиях не изменился, составив соответственно 260,0±22,0 и 278,0±18 с. Таким образом, по первому параметру можно констатировать влияние Е2 на половую мотивацию. Эти данные подтверждают теорию ароматизации, согласно которой, по крайней мере у грызунов, стимуляция полового влечения на центральном уровне осуществляется Е2. В наших исследованиях после назначения 4-гидроксиандростендиона отмечалось уменьшение числа эякуляций с 2,6±0,24 до 2,0±0,0 за тест (р меньше 0,05), некоторое увеличение числа интромиссий до эякуляции и латентного периода первой эякуляции (изменения последних двух показателей не достоверны). Следовательно, конечное звено копулятивного акта — эякуляции также в определенной мере стимулируются Е2. Поэтому полностью исключить значение эстрогенов для мужской сексуальности нельзя, хотя требуются специальные наблюдения и исследования для установления видовой специфичности. Эффективность Е2 у самцов связывают с блокированием эстрогенами перехода ДГТ (эндогенного) в малоактивные андростандиолы [74], что пролонгирует действие ДГТ, хотя, по данным [56], такой механизм действия эстрогенов необоснован. Е2 при совместном назначении с ДГТ потенцирует действие неароматизируемых андрогенов на мозговые рецепторы [74], а также повышает способность ДГТ проникать в нейрональные андрогенные рецепторы. Приведенные данные экспериментальных исследований обосновывают использование в определенном соотношении эстрогенов и андрогенов, хотя самостоятельное назначение эстрогенных препаратов (при опухолевых заболеваниях предстательной железы, гиперсексуальности) у мужчин сопровождается угнетением как мотивационного, так и эякуляторного компонентов полового поведения. Таким образом, каждый из половых гормонов — Т, ДГТ и Е2 — имеет свою точку приложения в регуляции отдельных составляющих сексуального поведения и только их совместное влияние в оптимальных соотношениях обеспечивает полноценный половой акт. Пролактин Рецепторы к пролактину (ПРЛ) содержатся во всех мужских репродуктивных органах, а также в ЦНС, что дает основание для признания прямого действия гормона. ПРЛ не определяет половую ориентацию: уровень его у гомо- и гетеросексуалов одинаков [44]. Сведения о последствиях гиперпролактинемии для сексуальной активности мужчин накапливаются в клинических наблюдениях за больными с идиопатической гиперпролактинемией либо обусловленной опухолью гипофиза, продуцирующей ПРЛ. Уровень ПРЛ также может повышаться после приема некоторых лекарственных препаратов (метоклопрамид, домперидон, сульпирид, догматил, резерпин, альдомет, тагемет и др.). Гиперпролактинемия наблюдается примерно у 3% мужчин [46]. Однако если учесть, что 60–80 % этих мужчин (по данным разных авторов) страдают различными нарушениями сексуальности, то следует признать гиперпролактинемию одним из важных патогенетических звеньев половых расстройств. При гиперпролактинемии эректильная импотенция встречается в 80% случаев, преждевременная эякуляция — в 11%, анэякуляция без оргазма — в 4%, сниженное половое удовлетворение — в 2,6% [33]. Результаты многочисленных клинических наблюдений свидетельствуют, что при гиперпролактинемии ведущим симптомом является импотенция [30, 43]. ПРЛ оказывает прямое и специфическое влияние на сокращение гладких мышц кавернозного тела полового члена [67] и оказывает существенное влияние на нейротрансмиттеры, что, очевидно, определяет импотенцию и нарушения полового поведения. Несмотря на большое число публикаций, в которых констатируется повышенный уровень ПРЛ при различных половых дисфункциях, сам по себе этот факт еще не является доказательством их причинной зависимости. Прежде всего потому, что при гиперпролактинемии понижается уровень половых и гонадотропных гормонов, а потому сложно установить, какой именно из гормонов определяет изменение в сексуальной активности. Однако поскольку у некоторых больных эректильная функция тормозится на фоне высокого содержания ПРЛ независимо от андрогенного статуса, можно признать ПРЛ ответственным за сексуальную дисфункцию. В других случаях повышение концентрации Т до нормального уровня у больных с гиперпролактинемией не устраняло сексуальную дисфункцию. Аналогичные результаты наблюдались у больных и с гипогонадизмом, осложненным повышенным уровнем пролактина ПРЛ [55, 57]. Напротив, снижение уровня ПРЛ введением бромкриптина (парлодел) восстанавливает потенцию, хотя уровень Т при этом и не нормализуется. В пользу признания патогенетической роли ПРЛ для мужской сексуальности являются положительные результаты при назначении специфического ингибитора секреции ПРЛ бромкриптина у больных с нарушением либидо и потенции [30, 55, 80]. Приведенные данные свидетельствуют о необходимости определения уровня ПРЛ у больных с сексуальными дисфункциями, когда нет оснований связать их с какими-либо другими факторами. Заслуживает внимания точка зрения на нецелесообразность назначения мужчинам с гиперпролактинемией Т, поскольку он, ароматизируясь в Е2, может индуцировать повышение уровня ПРЛ. Мы полагаем, что с этих позиций оправдано скорее назначение ДГТ [65]. При гиперпролактинемии отмечается синергизм между ПРЛ и глюкокортикоидами в угнетении секреции ЛГ, что, в конечном счете, ведет к снижению концентрации Т и соответствующим изменениям в половом поведении. ПРЛ оказывает тормозящее действие на сексуальность только в присутствии кортикостероидов. Поэтому сочетание препаратов, повышающих уровень ПРЛ, с глюкокортикоидами может иметь негативные последствия для сексуальности мужчин. Влияние андрогенов на уровень ПРЛ определяется в первую очередь возрастом и полом. В большинстве исследований констатируют увеличение концентрации ПРЛ после введения Т. Однако этот эффект обусловлен скорее всего не Т как таковым, а его ароматизируемым метаболитом — Е2, поскольку после введения ДГТ повышение концентрации ПРЛ отсутствует. Повышение уровня ПРЛ может иметь первичный — по отношению к андрогенам — характер. При анализе влияния ПРЛ на уровень андрогенов следует иметь в виду, что влияние ПРЛ зависит от времени суток и года. Это «темновой» стимулятор (в отличие от ЛГ) секреции Т. В дневное время стимулирующее действие ПРЛ на Т отсутствует [78]. Более того, в многочисленных исследованиях выявлена обратная зависимость между активностью лактотрофов и секрецией андрогенов. ПРЛ ингибирует стероидогенез в надпочечниках, вызывает регрессию клеток Лейдига, изменяет ферментативную активность в яичке, следствием чего является снижение уровня Т в крови. У нелеченых больных с пролактиномой уровень общего Т снижен, как и частота пульсов ЛГ и Т. Более чем у половины больных со смешанной половой дисфункцией гиперпролактинемия сочетается со сниженной концентрацией Т [7]. Снижение либидо и потенции при гиперпролактинемии осуществляется путем взаимодействия ПРЛ с дофаминергическими нейронами и сопряжено с изменением соотношения половых гормонов в сторону увеличения концентрации Е2. Дофаминергическая система мозга через гипоталамо-гипофизарно-гонадную систему действует на эрекции и эякуляции [20]. В постпубертатном периоде ПРЛ ингибирует восстановление Т до ДГТ [50, 66]. Эти данные в определенной мере поясняют, почему при гиперпролактинемии страдает в основном конечное звено копулятивного акта — эякуляции. Если связь андрогенов и ПРЛ не всегда четко прослеживается, то прямое влияние эстрогенов на уровень ПРЛ очевидно. Между уровнем эстрогенов и ПРЛ существует отчетливая прямая связь. Эстрогены увеличивают число гипофизарных лактотрофов и генную экспрессию ПРЛ за счет прямого воздействия на гипофиз, тогда как ДГТ их ингибирует [76]. Эстрогены не только увеличивают базальную секрецию ПРЛ, но и предотвращают тормозящее влияние дофамина или его агонистов на секрецию ПРЛ [47]. Введение эстрогенов здоровым мужчинам вызывает усиление базальной и стимулированной тиролиберином секреции ПРЛ [68]. Влияние различных эстрогенов на повышение уровня ПРЛ неодинаковое, в нисходящем порядке следуют Е2, эстрон, эстриол. Кроме ДГТ, антагонистом к эстрогенам в повышении пролактинемии является серотонин. Таким образом, введение экзогенного Е2 либо спонтанное повышение его уровня сопровождается увеличением концентрации ПРЛ со всеми присущими гиперпролактинемии последствиями для сексуальной функции. Гиперпролактинемия может оказывать влияние на уровень половых гормонов и опосредованно, через гонадотропины. При этом полагают, что ПРЛ преимущественно ингибирует ЛГ, хотя имеются сведения о соответствующем эффекте в отношении ЛГ и ФСГ. Низкая концентрация ЛГ при гиперпролактинемии, а следовательно, и гипогонадизм у мужчин могут быть обусловлены нарушением пульсирующего высвобождения гонадолиберина с последующим снижением амплитуды и частоты пульсов ЛГ и уменьшением секреции Т. Параллельно с этим нарастает концентрация эстрогенов. Подобный гормональный фон ведет к изменению практически всех элементов сексуального поведения мужчин. Оргастические ощущения отчасти связаны с окситоцином, который способствует сокращениям гладкой мускулатуры половых путей у мужчин и женщин в коитальном состоянии. Перистальтика половых путей способствует встрече мужской и женской половой клетки и, следовательно, повышению вероятности оплодотворения. Приведенный далеко не полный перечень гормональных факторов, участвующих в регуляции мужского сексуального поведения, свидетельствует о том, насколько сложная система координации задействована в этом процессе. Поэтому диагноз «сексуальная дисфункция» практически не обосновывает характера терапевтических мероприятий. Необходимо уточнение конкретной составляющей полового поведения, подверженной расстройству, поскольку каждая из них регулируется определенным гормоном. А.И. Гладкова Украинский НИИ фармакотерапии эндокринных заболеваний, Харьков, Украина Литература 1. Беледа Р.В., Фотина Л.А. Медико-психологические аспекты брака и семьи. Харьков 1985; 81. 2. Вагнер Г., Грин Р. М.: Медицина, 1985; 240. 3. Вартапетов Б.А., Демченко А.Н., Алесина М.Ю. и др. Физиол., биохимия и патология эндокринной системы. Киев: Здоров’я, 1972; 2: 146–150. 4. Горпинченко И.И. Автореф. дис. ... докт мед наук. Киев 1996; 42. 5. Гладкова А.И. Механизмы действия гормонов: Симпоз., 10–12 нояб. 1976. Ташкент 1976; 14–15. 6. А.с. 1504663, СССР (Гладкова А.И., Карпенко Н.А.) Заявл. 09.06.87 № 4258639/28-14; Опубл. 30.08.89. УО 913 23/28. 7. Горнинченко И.И. Медико-психологические аспекты брака и семьи. Харьков, 1985; 129. 8. Горпинченко И.И. Andrology, Reproduction, Sexology 1992; 2: 4–9. 9. Демченко А.Н., Бондаренко В.А., Берковская Т.Н. Половое воспитание, сексуальное здоровье и гармония брачно-семейных отношений: Тез. докл. респ. науч. практич. конф. Киев 1990; 148–149. 10. Имшинецкая Л.П. Сексология и андрология. Киев 1996; 4: 12–17. 11. Коган Л.А. Медико-психологические аспекты брака и семьи. Харьков 1985; 84. 12. Коган М.И., Терентьев Ю.В. Совр. проблемы сексопатологии. Киев; Ворошиловоград 1986; 19–20. 13. Козлов Г.И., Слонимский Б.Ю. Пробл эндокрин 1996; 42: 5: 30–32. 14. Кратохвил С. Терапия функциональных сексуальных расстройств. М 1985; 159. 15. Лопаткин Н.А., Даренков А.Ф., Махлин Н.В. Новые лекарственные препараты, применяемые в андрологии (андрокур, провирон, депостат): Тезисы докл. симпоз. М., 3 апр. 1979. М 1979; 120–126. 16. Люлько А.В., Масалыгина Л.С. Тез. докл. II обл. научно-практ. конф. по сексопатологии. Днепропетровск 1981; 15–16. 17. Мейнуоринг У. Механизмы действия андрогенов. М: Мир, 1979; 224. 18. Резников А.Г. Половые гормоны и дифференциация мозга. Киев: Наукова думка, 1982; 251. 19. Шаповал В.И., Арнольди Э.К., Сукманский Н.В. и др. Лечение половых расстройств: Тез. докл. Респ. науч. конф. сексопатологов Украины. Киев 1982; 276–277. 20. Юнда И.Ф., Наприенко А.К., Имшинецкая Л.П., Демченко В.Н. Материалы II Респ. конф. андрологов. 1–4 окт. 1986, Цхалтубо/Тбилиси: Мецнииреба 1986; 105–108. 21. Adamopoulos D., Lawrence D.M., Vassilopoolos P. et al. J Clin Endocrinol and Metabol 1984; 59: 3: 447–452. 22. Agmo Anders. J Reprod Pert 1974; 44: 1: 69–75. 23. Andersen Pystein. Acta vet scand 1976; 17: 4: 475–487. 24. Baker H.W.G., Burgen D.M., Dekretser H.G. et al. Clinical Endocrinology 1976; 5: 44: 349–372. 25. Balthazart J., Schumacher M. J Steroid Biochem 1984; 20: 613: 1528. 26. Bardin C.W., Paulsen C.A. The testes (Textbook of endocrinology) R. H.Williams. Philadelphia: Sounders, 1981; 313. 27. Baum M.J., Vreeburg J.T.N. Science 1973; 182: 203. 28. Beeley L. Adv Drug React Acute Poison Rev 1984; 3: 1: 23-42. 29. Beyer С., De la Torre L., Larsson K. et al. Horm Behav 1975; 6: 3: 301–306. 30. Bommer G., Ritz E., Pozo E.D., Bommer C. Lancet 1978; 2: 496–497. 31. Bradford J.M.W. Human sexual aggression; current perspectives. Ed R.A. Prentkey, V.L. Quinsey. New-York Academy of Science 1988; 528: 193-202. 32. Bradshaw W.Y., Baum N.J., Awh C.C. Endocrinology 1981; 109: 1047–1051. 33. Buvat J., Lemaire A., Buvat-Herbant M. et al. Hormone Res 1985; 22: 3: 196–203. 34. Carani С., Scuteri A., Marrama P. et al. Horm Behav 1990; 24: 435–441. 35. Сох J. In Practic 1984; 6: 5: 137–142. 36. Cunningham G.R., Hirshkowitz M., Korenman S.G. et al. J Clin Endocr 1990; 70: 3: 792–797. 37. Damassa D.A., Smith E.R., Tennet B. et al. Horm Behav 1977; 8: 3: 266–275. 38. Davidson J.M., Carmago C.A., Smith E.R. J Clin Endocr Metab 1979; 48: 955–958. 39. Davidson J.M. Endocrinology 1969; 89: 1365–1372. 40. Dessi-Fulgheri F., Lupo C., Musi B. et al. Monit zool Ital 1984; 18: 3: 213–221. 41. Dorner Y., Doche F., Hins Y. Neuroendocrinology 1971; 7: 146–155. 42. Feder H.H. J Endocrinology 1971; 51: 241–252. 43. Franks S., Jacobs H.S., Martin N. et al. Clin Endocr (oxf.) 1978; 8: 277–287. 44. Fridman R.С., Franza A.Y. Horm Behav 1977; 9: 1: 19–22. 45. Hellhammer D.H., Hubert W., Schurmeyer Th. Psychoneuroendocrinology 1985; 10: 1: 77–81. 46. Horvath E., Kovacs K. Seminars diagn Pathol 1986; 3: 1: 4–17. 47. Labrie F., Ferland Z., Denizean F., Beaulieu M. J Steroid Biohem 1980; 12: 323. 48. Larsson K., Soderstein P., Morali F. Horm Behav 1976; 7: 4: 379–390. 49. Lisk R., Greenwald D. Neuroendocrinology 1983; 36: 3: 211–217. 50. Magrini G., Ebiner J.R., Burckardt P., Felberg J.P. J Clin Endocr Metab 1976; 43: 4: 944, 947. 51. Martini L. Endokrin Rev 1982; 3: 1. 52. Mc Donald P., Newton F. Nature 1970; 227: 964. 53. Meisel Robert L., O’Hanlon J.K., Sache B.D. Horm Behav 1984; 18: 1: 56–64. 54. Mode A., Gustafsson J.A., Soderstein P. J Endocrinol 1984; 100: 2: 235–248. 55. Modebe О. Andrologia 1989; 21: 21: 42–47. 56. Morali Y., Larsson K., Beyer C. Horm Behav 1977; 9: 3: 203–213. 57. Murray F.T., Cameron D.F., Ketchum C. J Clin Endocr 1984; 59: 1: 79–85. 58. Nankin H.R., Calkins J.H. J Clin Endocr Metab 1986; 63: 6: 1418–1420. 59. O’Carrol R., Calkins J.H., Bancroft J. Clin Endocr 1985; 23: 5: 527–538. 60 Olsen K.L., Whalen R.E. Horm Behav 1984; 18: 4: 380–392. 61. Parrott R.F. Horm Behav 1975; 6: 99–108. 62. Pearce G.P., Hughes P.E. J Reprod Fertil 80: 2: 417–424. 63. Perez-Palacios G., Larsson K., Beyer C. J Steroid Biochem 1975; 6: 6: 999–1006. 64. Phoenix С.H. Horm Behav 1978; 10: 1: 1–9. 65. Prior Y.J.C., Cox T.A., Fairholm D., Kostashuk E. J Clin Endocrinol metab 1987; 64: 2: 391–394. 66. Raboch J., Mellon J., Starka Z. Arch sex Behav 1975; 4: 541–545. 67. Ra Shibun, Matsuzaka Junichi, Aoki Hikaru. J Iwate Med Assoc 1995; 47: 3: 275–281. 68. Raymond V., Beaulieu M., Zabrie F., Boisser J.R. Cience 1978; 200: 1173. 69. Salmimies P., Kockott Y., Pirke K. Arch Sexual Behav 1982; 11: 4: 345–353. 70. Schervin B. Paychobiology 1988; 16: 4: 416–425. 71. Schneider G., Kirschner M.A., Berkovitz R. J Clin Endocr Metab 1979; 48: 633. 72. Skakkebaek N.E., Bancroft J., Davidson D.W. Clin Endocr 1981; 4: 4: 49–61. 73. Soderstein P. Horm Behav 1975; 6: 1: 109–126. 74. Soderstein P., Gustabsson J.A. Horm Behav 1980; 14: 3: 271–274. 75. Spark R.F., White R.A., Connoely P.B. Am Med Ass 1980; 243: 750–755. 76. Tong V., Simard J., Zabrie C. et al. Endocrinol 1989; 125: 4: 1821–1828. 77. Udry J.R., Billy J.O.G., Morris N.M. Fertil Steril 1984; 43: 1: 90–94. 78. Varma M.M., Huseman C.A., Johanson A.J., Blizzard R.M. J Clin Endocr Metab 1977; 44: 4: 760–762. 79. Whalen R.E. Endocrinol 1974; 95: 1674–1679. 80. Zumoff B., Strain C., Kream J. et al. Metabolism 30: 10: 1011–1014. |